Всяк казахстанец, чьи предки почитали Аллаха, знает о том, что совсем недавно, ещё 4-5 поколений назад, его прапрадедушки имели по две-три законные супруги. Знает и в заветных мечтах ставит себя на место славных пращуров. От того-то в обществе, будоража нервические натуры суфражисток, перманентно возникают задорные дискуссии о том, что хорошо бы конституционно вернуться к гендерным традициям предков. (Я касался этой темы вскользь – «Почему многожёнство не либеральная ценность?»). Причём, что любопытно, к заветным чаяниям мусульман в данной теме внимательно (и сочувственно) прислушиваются и многие немусульмане.
Социальный запрос опирается на историческую почву. Но есть ли на то основание – вот в чём вопрос. Сколько же жён имели правоверные степняки до той поры, пока власть народа не освободила своими декретами порабощённую женщину Востока? В пылу мечтаний никто отчего-то даже не пытается руководствоваться логикой демографии, одним из постулатов которой является всеобщее и всемерное равенство в численности полов. А это значит, что если у одного правоверного было три жены, то двум другим оставались только… собственные мускулистые руки?
Понятно, что каждый защитник старины мнит себя только тем, первым. Ну, а если обратиться не к сказкам и мифам, а к реальной статистике – сколько многожёнцев было в Степи 100 лет назад? Увы, реальная статистика часто очень жестока по отношению ко всяческим «золотым временам».
Согласно данным переписи населения 1897 года выясняется, что на 1000 женатых мужчин приходилось в Казахстане 1071 замужняя женщина. (Соотношение несколько колебалось по областям, так, в Семипалатинской оно составляло всего 1000:1045, зато в Семиреченской – 1000:1086). Один из исследователей брака у казахов Халел Аргынбаев резонно отмечал в своей докторской диссертации: «Если учесть, что крупные баи имели по несколько жён, то число многожёнцев значительно сократится».
Все точки в многожёнстве казахов расставил ещё «Геродот казахского народа» (мнение Чокана Валиханова) Алексей Лёвшин в своём фундаментальном труде «Описание киргиз-казачьих, или киргиз-кайсацких орд и степей», выпушенном в Санкт-Петербурге ещё в 1832 году.
«…Следуя Ал-Корану, киргизы соблюдают многожёнство. Число жён, однако же, редко соответствует у них желанию мужей, потому что они приобретают их покупкою, которая называется калым, и возрастает с количеством жён, так что вторая стоит дороже первой, третья – дороже второй и так далее. По сему правилу, несколько жён может иметь токмо богач, а недостаточные простолюдины вообще имеют по одной. Нурали, хан Меньшей орды, имел 16 или 17 жён и сверх того около 15 наложниц (которых также можно держать и которых дети мало отличаются от законных), а потому он был отцом 32 сыновей и 33 или 34 дочерей».
Одним словом, иметь желание и иметь способность – вовсе не одно и то же. Но не стоит думать, что у реальных многожёнцев, вроде хана Нурали, не возникало юридических внутригаремных противоречий (по крайней мере – формальных), связанных с несоответствием законов ислама с традициями степняков. «По шариату, – пишет известный исследователь наших южан Николай Гродеков, – в одно и то же время нельзя иметь более четырёх жён. Адат не ограничивает числа жён… Муж, имеющий более четырёх жён, живёт, как супруг, только с четырьмя, взятыми позже всех. Остальные становятся суфи, воздержанными, и не живут по-супружески…»
Однако наблюдателям, не столь компетентным в вопросах этнографии, вроде директора Ташкентской астрономо-метеорологической обсерватории Франца Шварца, казалось, что у каждого казаха, действительно проживает в юрте как минимум по паре жён. Правда, и он объясняет всё это отнюдь не альковными пристрастиями женолюбцев, а куда более прозаично.
«Киргиз-кайсаки живут, как правило, в полигамии. Редко они довольствуются одной женщиной, они имеют, если они вообще женаты, по крайней мере, двух жён. Причина, очевидно, в том, что одна женщина была бы не в состоянии выполнять всевозможные домашние работы самостоятельно, особенно установку юрты, поскольку институт женской прислуги в Киргизии и Центральной Азии вообще неизвестен. Киргизский отец семейства посчитал бы неслыханным оскорблением, если бы он принимал участие в каких-либо домашних делах».
О том, что зачастую появление в доме токал, было связано вовсе не с игривыми помыслами стареющего супруга, а суровой необходимостью, пишут и более сведущие в данном вопросе исследователи. Например, известный ориенталист Василий Радлов:
«Он (муж. – Авт.) редко пользуется своим правом на многожёнство… Редко можно увидеть в одном доме двух или трёх жён. В большинстве случаев многожёнство встречается лишь тогда, когда старшая жена бездетна или по крайней мере не рожает сына, а это киргиз считает величайшим несчастьем».
Так что реальная история, как правило, бывает куда более прозаичной, чем история легендарная. Здесь я специально не касался тех сложностей, перипетий, коллизий, драм и трагедий, которые обычно сопровождали совместное проживание в рамках одной семьи единственного мужа и нескольких жён. Ведь речь, в данном случае, идёт не о каких-нибудь забитых шариатом мусульманках оседлого Туркестана, а о гордых дочерях степей, вольному нраву которых позавидовали бы даже русские крестьянки того времени.
Ну а мечтать, конечно, приятно. И не вредно.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.
Источник: informburo.kz
